Дом на двоих  - Александра Черчень

– Еще немного и ты окончательно спалишь дом, – почти миролюбиво заметил Элрой. – Усмири огонь.

– Это мой дом! – вновь закричал Хронверт, и с полок посыпались банки, на лету рассыпаясь в мелкие осколки. А из угла прыгнул вперед деревянный конек со стертой краской, ощерился половиной рта, превратившейся в оскаленную пасть. И закачался, припадая на ногу с обломанным колесиком…

– Твой, – все так же доброжелательно согласился Элрой. – Но скоро ты его спалишь.

Он щелкнул пальцами, и по комнате словно пронесся поток воздуха, прижимая пламя к земле. Оно тотчас захлебнулось в искрящемся потоке воды, который взялся непонятно откуда и почти сразу исчез. Несколько секунд, и бац – о недавнем пожаре напоминали только обугленные доски и стойкий запах гари.

Элвенрой огляделся и непринужденным жестом стряхнул с рукава осевший на него пепел.

– А теперь продолжим разговор.

Но не сложилось.

Хронверт завыл, на глазах превращаясь в какое-то совсем уж демоническое создание, и начал носиться по дому. По потолку, по шатающимся стенам… И наконец задрожал пол!

– Уходим, – быстро оценил обстановку кельпи и, подхватив меня на руки, бросился даже не к двери, а к ближайшему окну. Мутное стекло, и без того покрывшееся извилистыми трещинами, со страшным звоном обрушилось, впуская свежий воздух и свет.

– Но… – Я оглянулась, встретившись с беспомощным взглядом старика, и Элрой замер, обернувшись тоже.

Но в комнате вновь из ниоткуда появился огонь, со страшным гулом пожирая все на своем пути. Будто загорелся сам воздух. Раздался дикий крик человеческого подменыша, что долгие столетия жил с фейри, влача жизнь, подобную жизни животного. И умер тоже настолько страшно и бездарно, что даже сравнить не с чем…

Когда мы в прыжке вылетели из окна, господин Зеленой реки подбросил меня в воздух и молниеносно перекинулся. Я приземлилась уже на широкую лошадиную спину, к которой тотчас буквально приклеилась, но теперь была только рада тому, что с кельпи нельзя свалиться.

Один длинный прыжок коня, второй, третий… мы остановились, только когда расстояние между нами и домом составляло на менее пятидесяти метров. Ударная волна от взрыва взметнула мои волосы.

Я тупо смотрела, как скачет по горящим развалинам сумасшедший хобгоблин, которого сейчас убить хотелось просто из милосердия. Ко всему остальному миру, как волшебному, так и тварному.

Конь фыркнул и, развернувшись, рысью пошел по тропинке, удаляясь все дальше и дальше. Дом быстро затерялся меж деревьев, а я покачивалась на широкой спине, вцепившись пальцами в шелковистую гриву, не в силах оторвать взгляд от перекатывающихся мышц на сильной лошадиной шее.

Больше меня ни на что не хватало.

Он страшно горел… так страшно горел.

А я ничего не сделала. Совсем ничего не смогла сделать.

Дура-девчонка, успевшая привыкнуть к тому, что она якобы хозяйка дома на холме, и увериться, что этот статус многое значит для волшебных существ! Разумеется, значит – для тех, кто живет в одной со мной, так сказать, экосистеме. Чье благополучие зависит от миссии светлого хозяина, потому не вредить ему выгоднее, чем пакостить. Да и помочь временами не грех.

И все знакомые мне фейри уже долгие десятки лет жили «на две стороны». Они знали людей, сами того не желая, они научились относиться к ним не только как к временным игрушкам, с которыми можно творить все, что захочется.

Хотя, я снова себе льщу! Как Кэйворрейн отзывался о пряхах?

Баваан Ши нормально относится к смертным и хочет стать одной из нас только потому, что любит пастора. А любовь, как известно, зла.

Верфокс Тинси – ей просто интересно!

Айкен связан со мной клятвой, как и с прежними хозяевами дома. Совсем неизвестно, как бы он себя вел, если бы не это. И так умудряется своим молчанием добавлять мне проблем.

В общем – я слабачка. И наивная дурочка, что вообразила, что она может хоть что-то изменить…

Пока я предавалась самобичеванию, ландшафт вокруг сменился. Сначала я обратила внимание, что копыта коня ступают не по черной тропинке, а по бледно-зеленой траве, отливающей серебром, а где-то вдали поют птицы.

Подняв голову, поняла, что и мрачный, безлистный лес канул вместе с его кошмарами. Меня везли по лугу, и за спиной он простирался до самого горизонта, уходил в синее-синее небо. Я подставила лицо солнечным лучам и чуть не зарыдала от облегчения. Солнце проникало, кажется, прямо в душу, заставляя пережитый ужас отступать на самые задворки, сереть, растворяться в нежном тепле.

Прямо перед нами и уже совсем недалеко стояла одинокая скала. Крутой склон, видимо, полностью зарос мхом – он буквально источал изумрудное, как глаза Элроя, сияние. На острой вершине росло раскидистое дерево. А под скалой голубели два небольших озера, окруженные густым кустарником и яркими красными цветами.

Открывшийся мне пейзаж буквально дышал покоем и был настолько красивым, что я начала мысленно его зарисовывать, запоминать, стараясь не упустить ни одной детали.

Подъехав к первому озерку, мой конь остановился и мотнул гривой. Я охотно спешилась, сразу же опустилась в цветочное море… и только тут обратила внимание на свои руки. Сажа… сажа и пыль… или пепел?..

Я уронила голову на руки и стиснула зубы, давя всхлип.

Меня обняли сзади, прислонили к широкой груди и чуть качнули, словно баюкая.

– Ты ни в чем не виновата, девочка… – тихо сказал Элрой. – Ну-ну, не надо плакать. Ты ведь сильная, Беа. Я удивлен…

– Чему? – откликнулась я, вытирая все же потекшие слезы.

– Ты хорошо держалась. Честно говоря, я ждал истерики, потом – паники.

– Быть может лучше, если бы она была. Именно паника и желание уйти подальше, а не порыв осчастливить всех ближних скопом.

Судя по взгляду, Элвенрой собирался что-то сказать, но я жестом остановила его и продолжила:

– Знаешь, у смертных есть такая поговорка. «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Так вот, то, что произошло, стало ее иллюстрацией. Это из-за меня умер этот несчастный подменыш. Притом умер страшно и жестоко, сгореть и быть погребённым под завалами дома не пожелаешь и врагу. Если бы я прошла мимо, то…

– То Хронверт продолжил бы воровать человеческих детей, – жестко прервал меня господин Зелёной реки. – А ты помнишь, что они с ними делали. Тогда, на тропе, мы видели лишь жестокое обращение с конкретным человеком, и нет ничего странного в твоем желании, чтобы несчастный старик провел последние годы своей жизни не в качестве ездовой лошади. Также, Беата, у смертных есть другая хорошая поговорка. «Я не солнце, всех не обогрею. Но некоторых могу». Если бы ты прошла мимо… это просто была бы не ты. Такого исхода в принципе не могло быть.

– Спасибо за поддержку, – спустя бесконечно долгую минуту проговорила я. – Жаль, что я ничего больше не могу.